Все, кто видел эти дизайн-макеты сошлись в одном: это здорово, такие тетради должны быть в каждом осетинском доме. Но проект Хадзарагова так и остался на бумаге. 430-ти тысяч рублей, которые нужны были для ­­­­15-ти тысячного тиража тетрадей, так и не нашлось.

Даже в Год Коста

2014 год – Год Коста лично для меня запомнится маркетинговой кампанией фирмы «Дюбуа», которая на своей продукции разместила стихи национального поэта. Только появление произведений Коста на упаковке колбасы и сосисок и отличает Год Коста от НЕгода Коста. Разве что еще Иосиф Кобзон, принявший участие в праздновании юбилея Поэта, придал праздничным мероприятиям 2014 года немного большего значения, чем обычно. Впрочем, приезд известного индейца Гойко Митича затмил не только Кобзона, но и отодвинул на второй план все, что было связано с юбилеем Коста.

Как бы там ни было, Год Коста спас «колбасный» скандал. «Поэтическую»  упаковку обсуждают в СМИ, в социальных сетях. Из тех обсуждений, что видел я, пока следует, что побеждают те, кто возмущен дерзким поступком производителей самого востребованного мясного продукта. «Позор! Дальше что — туалетная бумага? Как поднялась рука на „наше все“?» – вопрошают ценители прекрасного. Кто-то предлагает бойкотировать продукцию «Дюбуа», кто-то требует публичных объяснений и такого же покаяния, а кто-то предлагает принять специальный закон, который бы запретил упоминать ЭТО имя, что называется, всуе.

Я колбасу не ем. Вообще. Поэтому меня трудно упрекнуть в пристрастии. О компании «Дюбуа» знаю только по вывескам и информации о благотворительной деятельности – на протяжении нескольких лет эта фирма помогает воспитанникам  детских домов и активно участвует в деятельности «Русфонда». Поэтому для меня их стихотворный маркетинговый ход не что иное, как желание отдать дань Коста, отметить Год, названный в его честь.

Да, «Дюбуа», конечно, могла в Год Коста отремонтировать музей, привести в порядок могилу матери поэта, поставить гиперболизированный памятник, величие которого бы устроило всех жителей республики, издать те же хадзароговские тетради... Но давайте не будем забывать, что «Дюбуа» – это мясоперерабатывающий завод, а не министерство культуры. «Дюбуа» производит колбасу и, как говорят, неплохую. Что же плохого в том, что на продукции, которую употребляет каждый день огромное количество людей, размещены стихи? Шансы увидеть бесценные строки на упаковке куда больше, чем на страницах книги. Ну, не верю я в то, что томики Коста массово лежат на обеденных столах и прикроватных тумбочках!

Водку в честь Пушкина назвать можно, на презервативах цитаты Чехова, Тургенева, Гоголя и Достоевского читать не стыдно, ликеры и (о, Боже!) подгузники с именем Моцарта – еще куда не шло... А вот колбаса со стихами Коста – это ужас ужасов! Или производителям колбасы запрещено любить Коста?

Мне и раньше казалось, что Коста перестал быть народным поэтом. Год Коста усугубил это ощущение. Какой должен быть памятник Поэту – решает фамилия Хетагуровых. Минкульт обещает инициировать закон о недопущении использования имени Коста в неустановленных формах. Впрочем, «патент» на Коста власть имущие выписали себе давно. Именно они решают, когда быть Году Коста, переносить его день рождения или нет, дать денег на ремонт музея или нет...

15 октября я был в Наре. Каюсь, что не был на родине Коста лет пятнадцать. Всю дорогу до Нара не покидало чувство какого-то душевного тепла. Красивые горы, «горящие» деревья, паутинки бабьего лета, компания близкого по духу человека...

Моральный подъем сохранялся до того самого момента, пока мы не въехали в сам Нар. Груды мусора, оставшиеся от празднования «официального» юбилея.  Женщины в велюровых халатах и тапочках, приехавшие из ближайших санаториев засвидетельствовать свое почтение. Дом-музей, который больше походит на музей осетинского быта позапрошлого века, чем на музей Поэта... То тут, то там глаза натыкались на немые укоры совести: прохудившуюся эмалированную кастрюлю, валяющуюся на тропинке; останки железной кровати, запихнутые в деревянную изгородь;  проржавевший лист металла, которым прикрыли дырку в заборе. И мусор. Много мусора.

А сверху на нас все это время смотрел Он. И дочитать Его бессмертное «Весь мир – мой храм...» не хватало сил. Или стыда.

В нарском музее я обратил внимание на одну фотографию. 1939 год — митинг возле Русского театра во Владикавказе, посвященный юбилею Коста. Толпа народу, президиум и... огромный портрет Сталина. Глядя на эту фотографию, я подумал:  а ведь, если бы Коста был жив в то время, то он бы один из первых сгнил в ГУЛАГе, или, на худой конец, в подвалах нынешнего Минобра. Или я плохо знаю Коста?

Поэтому я говорю про «патент», которым много лет трясет с трибуны осетинская власть. Коста ей нужен для того, чтобы казаться ближе к народу. Иначе, как связать два параллельных мира? А так – пару строк с трибуны раз в году – и вроде как «свой», не совсем оторвавшийся от земли... Когда я говорю «власть», я имею в виду не только кабинетных чиновников, это относится и к кабинетным писателям. Эти представители так называемой творческой интеллигенции сегодня кипят от возмущения, хотя обычно ограничиваются проведением конференций и круглых столов, повторяя навязшую на зубах мантру о величии своего предшественника. И никто уже не вспоминает, что их предназначение – создавать  произведения, которые бы сохраняли и прославляли язык, на котором писал Коста. Для всех них Коста должен быть помещен в сервант и накрыт кружевной салфеткой. И желательно еще табличку повесить «Руками не трогать».

Возможно ли вернуть народу Коста? Не знаю. Вендеттами против колбасы и Соскиева это точно не сделаешь. Может, дать потомкам Коста самим решать, как проявлять свою любовь и признание? Например, назвать его именем чемпионат по паркуру? Или с помощью граффити на улицах Владикавказа? А может выведением нового сорта именитых яблок? Или выпуском уникального программного продукта в ай-ти сфере? А как вам  создание коллекции брендовой одежды, навеянной творчеством Коста?

Да, возможно, колбаса — слишком приземленно для Коста. Звезда, гора, проспект, университет – другое дело. Но, может, не стоит забывать, что этот пьедестал придуман не самими Поэтом. Его никто не спрашивал. Может, настало время смотреть не куда-то наверх, а опустить взор вниз, под ноги? И жить как Коста: просто, честно, не забывая о хлебе насущном. Так сказать, кушать колбасу и читать стихи...

P.S. Давно, когда я про Коста знал только то, что он написал «Гино, гино, гис...», я случайно увидел татуировку с изображением Коста на груди у моего соседа. С этим мужчиной детворе на нашей улице было запрещено общаться – он несколько раз сидел в тюрьме. Все тело «табуированного» соседа было испещрено наколками. Это и было очевидным и главным  доказательством его вины. Но меня больше всего тогда заинтересовала тату с Коста. «Если дядя плохой, почему у него на груди портрет Коста, о котором столько рассказывала бабушка?», – не мог понять мой детский ум. Тогда любопытство победило страх: я тайком стал дружить с дядей Толиком. У него было много свободного времени, и он прочитал всего Коста. Мне он читал «Фатиму». Я в ту пору, правда, многого не понял из произведения. Но, мне кажется, я понял другое, не менее важное...